
— Лука, где мы? — Тим осторожно шагнул вперёд, оглядываясь.
Комната была круглая. Каменная. Пустая. Но стены её были не гладкими, а утыканными часами. Механическими, песочными, солнечными, цифровыми, курантами и даже странными водяными часами. Они тикали, капали, шуршали. Некоторые спешили. Некоторые отставали. Некоторые — двигались вспять.
А в центре комнаты — огромный маятник, качающийся из стороны в сторону, мерно гудящий при каждом повороте.
— Добро пожаловать в Комнату времени, — сказал Лука, тихо, как будто боялся спугнуть тишину. — Это место, где время можно не только почувствовать, но и увидеть.
Тим подошёл ближе к стене, где песочные часы неспешно сыпали светящиеся крупинки.
— Знаешь, я никогда не думал о времени так… буквально. В жизни оно либо убегает, либо стоит на месте. Всегда непонятно, как с ним договориться.
Лука усмехнулся:
— Потому что время — не враг и не друг. Оно просто есть. И оно не лечит.
Тим удивлённо обернулся:
— А все говорят, что «время лечит».
— Время стирает, — ответил Лука, проходя мимо древних часов с треснутым циферблатом. — Как ветер стирает надписи на песке. Как пыль оседает на забытую боль. Но если ты не убрал мину — она взорвётся. Не под тобой — так под кем-то, кто идёт за тобой.
Тим вдруг напрягся:
— Ты имеешь в виду… род?
Лука кивнул и прикоснулся к маленьким настольным часам, которые шли вспять.
— Все, что мы не прожили, не приняли, не отпустили, находит путь дальше. Через сны детей. Через страхи внуков. Через странные совпадения, болезни, тревоги, которые кажутся необъяснимыми.
— Значит, если я когда-то не справлюсь с болью, она достанется моим детям?
— Если ты её спрячешь, да. А если ты её проживёшь — по-настоящему — и отпустишь, она останется здесь, — Лука указал на пол, усыпанный песком. — Под маятником. Она превратится в пыль и больше никого не заденет.
Тим молчал. Маятник качнулся.
— Знаешь, — сказал он, — у меня был дед, который никогда не говорил о войне, хотя прошёл её всю. Но мой брат каждую ночь кричал во сне. Мы думали — совпадение. А вдруг это был не он, а дед?
— Вполне возможно, — кивнул Лука. — Мы не знаем, сколько в нас не только нас. И сколько боли мы носим, думая, что это просто усталость или тревога без причины.
Тим сел прямо на пол. Песок приятно хрустел под ним.
— Как это сделать? Проработать? Отпустить?
Лука сел рядом.
— Начни с признания. Назови боль по имени. Вспомни. Проживи. И не бойся. Это не страшно — это освобождает.
Маятник замер на мгновение. Тишина.
И вдруг в воздухе повеяло лёгкостью. Как будто кто-то отпустил давно зажатое дыхание.
— Лука… — прошептал Тим, — а если у меня получится, ты думаешь, мои дети будут свободнее?
— Я уверен, — улыбнулся Лука. — Потому что время — не только про раны. Оно ещё и про освобождение. Если научиться с ним не бороться, а сотрудничать.
И комната, полная часов, зазвучала тише. Как будто кто-то внутри неё вздохнул с облегчением.
Может, это была чья-то старая боль.
А может, это было время, которое наконец позволили просто быть.
Ваш Александр Смирнов