Тим молча сидел на кухне, крутя в руках небольшой охотничий ножик с деревянной ручкой. Подарок от деда, давно уже тупой, но всё ещё острый в воспоминаниях.
— Осторожно, — сказал Лука, входя. — С такими штуками у всех есть своя история.
Тим кивнул и положил нож на стол.
— Я снова влип. Было похоже на любовь. А оказалось… резануло. Сначала по сердцу. Потом — по самолюбию.
— Угу, — отозвался Лука, доставая чайник. — У любви вообще странная форма. То похожа на крыло, то на лезвие. Особенно если входишь в неё не собой, а надеждой, что тебя склеят.
— Я правда верил, что это что-то настоящее, — тихо сказал Тим. — А теперь даже не понимаю, кто кого предал. Или может, мы просто были не про любовь, а про раны.
Лука налил чаю, сел напротив.
— Иногда любовь действительно как нож. Открывает. Не всегда нежно. Не всегда по твоей воле. Но если повезло — вскрывает тебя по шву, чтобы ты впервые посмотрел внутрь.
— А если не повезло?
— Тогда остаётся в спине. Но и это — не конец. Главное — не начать потом с этим ножом жить, как с частью себя. Не ходить, звеня им при каждом шаге. Не передавать его дальше, следующему.
— Знаешь, — задумчиво сказал Тим, — иногда боль заставляет почувствовать себя по-настоящему живым. Не потому что боль — хорошо, а потому что в ней хоть что-то настоящее. Честное.
Лука кивнул.
— Боль — не враг. Враг — привычка прятаться от неё. Важен не сам порез, а то, как ты после заживаешь. Станешь ты твёрже или, наоборот, мягче и внимательней.
Тим снова взял ножик.
— Наверное, пора его затупить окончательно. Или… переплавить.
Лука улыбнулся:
— Или превратить в что-то полезное. Например, в крючок, на который можно вешать прошлое. Чтобы оно не мешалось в кармане.
За окном медленно шёл дождь. А на столе остался чай, тишина… и старый нож, ставший чуть легче.
Ваш Александр Смирнов