— Я опять выглядел глупо, — с раздражением сказал Тим, забрасывая рюкзак на скамейку. — Ляпнул не то на собрании, все переглянулись. Хотел быть честным, а в итоге только выставил себя уязвимым идиотом.
Лука медленно развернул свой термос и налил чай. Дождь барабанил по крыше вокзала — они ждали электричку, которая задерживалась уже на двадцать минут.
— Сильные слова, — заметил он. — «Честность», «уязвимость», «идиот»… Любопытная смесь.
— Просто я устал. Хочется быть нормальным. Хочется… не открываться, если за это всегда неловко.
Лука кивнул.
— Я как-то читал, что японские мастера керамики чинят разбитую посуду золотом. Называется «кинцуги». Они не скрывают трещины — наоборот, подчёркивают. Потому что вещь становится ценнее, когда у неё есть история. И трещины — это не изъян, а красота.
Тим молчал. Он смотрел на свои руки, стиснутые на коленях.
— Мы живём в культуре, где уязвимость путают с неудачей, — продолжал Лука. — Но уязвимость — это не про слабость. Это про смелость. Про готовность быть увиденным таким, какой ты есть. Без бронежилета. Без позы. Это требует куда больше мужества, чем маска уверенности.
— А если никто не ответит взаимностью? — тихо спросил Тим.
— Значит, ты всё равно сделал что-то сильное. И показал дорогу. Люди ведь всегда ищут тех, кто первым решится снять доспехи.
Появился свет приближающейся электрички.
— Мир полон людей в латах, — вздохнул Тим, поднимаясь. — Но, может, и правда пора начать не прятать трещины.
— Твои трещины — твой путь к свету, — улыбнулся Лука. — Через них, между прочим, и сочувствие проникает.
Они зашли в вагон. Снаружи всё ещё лил дождь, но внутри было тепло. Как бывает, когда кто-то решается быть настоящим.
Ваш Александр Смирнов