Фойе старого театра пахло кофе из автомата, пыльным плюшем кресел и чужими историями. Люди в вечерней одежде тихо гудели, как улей, ожидая начала спектакля.
— Лука, — сказал Тим, поправляя воротник рубашки, — а ведь странно. Мы даже в театр приходим с ролями. Вот ты, например, выглядишь как профессор философии. А я — как студент, который боится, что опять не выучил билет.
— А ведь никто не сказал, что сегодня экзамен, — усмехнулся Лука. — Может, ты сегодня — рецензент. Или вообще зритель, пришедший отдохнуть, а не учиться.
Тим задумался. Его взгляд скользил по людям: женщина в строгом костюме, которая недовольно одёргивала мужа; подросток, зарывшийся в телефон, как в спасательный жилет; старик с тростью, который смотрел в пространство с выражением вечного «ну и где вы все раньше были».
— Иногда мне кажется, — медленно сказал Тим, — что я вообще не знаю, какую роль сейчас играю. Вот недавно на встрече с коллегами я начал что-то доказывать, спорить… и в какой-то момент поймал себя на том, что звучит мой голос, а внутри пусто. Как будто говорю не я, а… ну, какой-то автомат, настроенный на “доказывать и защищаться”.
— Это потому, что тебе предложили роль — и ты её принял, — мягко кивнул Лука. — Как официанту подают поднос. Не глядя — взял. И понес.
— А можно было не брать?
— Конечно. Можно было сказать: «Спасибо, не голоден». Или: «Это вообще не моё блюдо».
Они замолчали. Тим прислонился к мраморной колонне и посмотрел на себя в зеркало. Там был он. Немного взъерошенный. Немного растерянный. Но всё-таки он.
— Слушай, а как вообще понять, что я сейчас играю роль, а не просто… ну, я такой?
— Хороший вопрос, — сказал Лука, доставая из внутреннего кармана мятную конфету. — Смотри, если ты в роли, то часто в ней есть напряжение. Нужно что-то кому-то доказывать. Защищаться. Держать лицо. В роли ты обычно как на посту — «внимание, на сцене!».
— Да-да! — оживился Тим. — И ещё мысли такие, как будто нужно всё контролировать: «Что он подумает? Как я выгляжу? Не глупо ли сказал?»
— Вот. А если ты просто ты — то как будто дышится свободнее. Есть лёгкость. Ты не защищаешься, не нападаешь, не стараешься — ты просто есть.
Тим задумался. Потом вдруг улыбнулся:
— Получается, если я научусь замечать, когда меня «втягивают» в какую-то игру, я могу сам выбирать — играть или выйти из неё?
— Именно. Можешь сказать: «О, знакомая пьеса. Но я сегодня не в роли жертвы. Я вообще сегодня на репетиции быть не планировал».
— А если уже втянулся?
— Тогда можно сделать паузу. Хотя бы внутри себя. Выдохнуть. И спросить: «Кем я сейчас себя чувствую? А хочу ли я это чувство продолжать?» Иногда этот короткий момент осознания — и есть выход из спектакля.
В этот момент раздался звонок. Люди потянулись к дверям зала. Но Тим не двигался. Он всё ещё смотрел в зеркало.
— Лука, — тихо сказал он, — а ты сейчас в какой роли?
— Я? — Лука рассмеялся. — Сегодня я просто зритель. Но если понадобится, могу стать фонарщиком. Или, скажем, тем, кто машет за сценой рукой и шепчет: «Ты справишься, ты выходишь на свет».
Тим кивнул. И пошёл в зал — не как студент, не как спасатель, не как виноватый.
Просто как Тим.
Такой, какой он есть.
Пока занавес не открылся, у него было ещё немного времени — побыть собой.
Ваш Александр Смирнов