Театр уже закрыл свои бархатные кулисы, зал потемнел, а зрители, словно разогретые вином и смыслами, расплывались по улицам, обсуждая спектакль. Лука и Тим вышли из здания бок о бок, вдыхая прохладный воздух весеннего вечера. Фонари отражались в мокрой брусчатке, и город казался зеркалом, в котором отражалась другая реальность — та, где люди только что прожили чужие судьбы со сцены.
— Ну, — вздохнул Тим, застегивая пальто, — было мощно. Особенно сцена, где герой неожиданно перестал оправдываться и просто ушёл. Все замерли, будто ветер сдул старую игру.
— Ага, — кивнул Лука, поправляя шарф. — Он сменил роль. Сбросил «оправдывающегося» и надел «свободного». А раз уж в пьесе для «свободного» не было больше места, он и сцену покинул.
— Ты сейчас как режиссёр говоришь, — усмехнулся Тим. — Или как кто-то, кто очень внимательно следит за репертуаром чужих ролей.
— Это называется «жизнь», — Лука подмигнул. — Она и есть театр, но с одной интересной поправкой: здесь мы можем сами выбирать, кого играть. Ну… если проснёмся и вспомним, что вообще играем.
Тим замолчал, глядя на витрину булочной, где круассаны выглядели как актёры второго плана, всё ещё надеющиеся попасть на главную сцену.
— А если я залипаю в одной роли? — спросил он. — Типа, вот привык быть «надёжным», и всё, уже и не я, а просто функция.
— Тогда стоит себя переспросить, — сказал Лука мягко. — “А кто я, когда не надёжный? Кто я, когда снимаю эту маску?” Иногда, чтобы дать другому перестать быть “обвиняющим”, достаточно перестать быть “оправдывающимся”. А иногда, если в другой пьесе нет роли для тебя — это тоже знак.
— Хм… — Тим кивнул. — Это как… когда я пытаюсь заставить человека меняться, а он не меняется, потому что я всё ещё играю ту же партию, в той же старой пьесе?
— Именно, — сказал Лука. — Если ты постоянно появляешься в сцене как “ребёнок, который не может”, другой человек автоматически становится “родителем, который знает лучше”. Меняешь свою роль — другому приходится меняться. Или уйти со сцены. В любом случае — игра становится новой.
Они прошли мимо небольшой площади. Музыкант у фонтана наигрывал джаз на саксофоне, и его звуки разносились по улицам, словно приглашая всех к новому действу.
— Знаешь, — сказал Тим, — мне хочется завтра на работе попробовать зайти в кабинет не как “исполнитель”, а как “соавтор”. Интересно, кто появится на сцене в ответ.
— Вот это уже режиссёрское мышление, — усмехнулся Лука. — Главное, не забывай, где в твоей жизни кулисы, гримёрка и костюмерная.
Они продолжили идти, растворяясь в ночных огнях города, как два актёра, завершившие спектакль, но начавшие новую импровизацию — без сценария, но с ясным ощущением того, кто они и какую роль выбирают сегодня.
Ваш Александр Смирнов