Рубрика: эмоции

Опубликовано

Про Тима, Луку и осознанность

На окраине небольшого курортного городка стоял пансионат с говорящим названием «Дыши глубже». Он прятался среди сосен, будто и сам дышал — хвойным, свежим воздухом. Весенним утром, когда солнечные лучи ещё лениво тянулись сквозь туман, Лука и Тим сидели на веранде у озера, где по утрам подавали завтрак.

— Чай с тимьяном или с чабрецом? — спросил Лука, разглядывая расписной фарфор.

— Разве это не одно и то же? — пробормотал Тим, не отрывая взгляда от телефона.

— Уже нет, — улыбнулся Лука. — Когда ты спрашиваешь об этом в спешке, с телефоном в руке — всё одно. А когда пьёшь медленно, с вниманием — разница огромна.

Тим вздохнул и убрал телефон. Он выглядел усталым.

— Я вроде бы ел утром… Но как будто не ел. Утром была каша, омлет, кофе. Всё исчезло, и я не заметил как.

Лука кивнул. Он положил себе кусочек ржаного хлеба с творожным сыром, нарезал тонкий ломтик редиски и аккуратно уложил сверху.

— Осознанность, — начал он. — Это как если бы ты первый раз в жизни пробовал редиску. Вот так. — Он протянул бутерброд Тиму. — Попробуй.

Тим прищурился, но откусил. Медленно.

— Ого… — протянул он после паузы. — Она… немного острая. И сыр как-то сладковато-сливочный. А хлеб пахнет подпеченной коркой. Я раньше этого не замечал.

Лука улыбнулся.

— Осознанность — это когда ты возвращаешь себе мир. Маленький, настоящий, без фильтров и беготни. Когда ты не ешь, чтобы закончить, а ешь, чтобы прожить этот момент.

Тим молчал. Он смотрел, как по воде скользит пара уток. Слышно было, как вдалеке кто-то раскалывает дрова, и как ветер играет в занавесках.

— А разве можно быть осознанным всё время? — спросил он. — Это же утомительно.

— Конечно, нельзя, — кивнул Лука. — Мы не монахи в горах. Но можно иногда — особенно в важных, тёплых или вкусных моментах — просто останавливаться. И быть.

Он поставил чашку.

— Я заметил: когда я ем в тишине, еда как будто становится благодарной. Как будто она рада, что её заметили.

Тим усмехнулся:

— То есть даже еда хочет быть замеченной?

— А как же! — Лука подмигнул. — Мир вообще жаждет быть замеченным. Только мы всё время спешим мимо.

Тим кивнул. Он снова посмотрел на озеро. А потом взял другую чашку и налил себе чай с чабрецом. Медленно.

Ваш Александр Смирнов

Опубликовано

Про Тима, Луку и два типа людей

Небо над Парком Судеб было серым, как несказанное слово. Всё здесь выглядело странно: деревья гнулись, как будто под тяжестью чьих-то сожалений, и скульптуры вдоль аллей изображали не людей, а их реакции — испуг, гнев, смирение, надежду.

— Странное место ты выбрал, Лука, — Тим остановился возле каменного монумента, где человек держался за голову, а над ним нависал гигантский гаечный ключ. — Здесь что, музей катастроф?

Лука усмехнулся и присел на скамейку из стекла, сквозь которую просматривалась земля, усыпанная надписями: «Я не знал, что справлюсь», «Почему именно со мной?», «Теперь я благодарен»…

— Это Парк Судеб, Тим. Сюда приходят, чтобы понаблюдать, как люди реагируют на удары жизни. Видишь вот ту арку? — он кивнул на два входа с надписями «Жертва» и «Исследователь». — Все проходят через них. Иногда по очереди, иногда — за один день обе.

Тим молча прошёл под аркой с надписью «Жертва». И почти сразу увидел перед собой сцену: актёр в маске страдания катался по полу, восклицая:
— За что мне всё это? Почему снова я?!

Рядом другой актёр — в плаще наблюдателя — кивал, делал заметки в блокноте и произносил вслух:
— Интересно, какие выводы я могу сделать из этого опыта? Где тут скрытый ресурс?

— Похоже на театр, — сказал Тим.

— Жизнь — и есть театр, — кивнул Лука. — И у тебя всегда два выбора: разыгрывать трагедию жертвы или исследовать происходящее как драму с элементами роста. Все получают один и тот же “гаечный ключ судьбы”. Вопрос лишь в том, используешь ли ты его как инструмент или он тебя оглушает каждый раз.

— И ты правда считаешь, что можно в любой ситуации найти что-то хорошее?

Лука встал.
— Не всегда сразу. Иногда — только спустя годы. А иногда — только если ты готов искать. Но можно. В этом весь фокус.

Они вышли из парка. Перед выходом стоял киоск, где раздавали миниатюрные бронзовые ключи. Тим взял один, повертел в руках и прочитал гравировку:
«Событие + отношение = результат.»

Он улыбнулся.
— А знаешь, Лука… Если уж по голове всё равно прилетает — лучше хоть с пользой.

Лука хлопнул его по плечу.
— Вот это и есть главный навык выживания.

Ваш Александр Смирнов

Опубликовано

Про Тима, Луку, еду и обнимашки

— Лука, — Тим отложил вилку и посмотрел на своего спутника. — Скажи честно… Ты когда-нибудь ел, когда не голоден?

Лука отложил ложку, медленно прожевал и мягко улыбнулся:

— Конечно, Тим. И не раз. Бывало, что суп был не о голоде, а о тоске. А булочка — вовсе не про вкус, а про одиночество.

— Я вот ем… — Тим замялся. — Ну, просто потому что что-то гложет. Не понимаю даже, что именно. Но ем. И становится… ну, не легче. Просто на время — тише.

— Мм… — Лука посмотрел на чай, как будто в нём было отражение всех прожитых лет. — Понимаешь, у тела своя память. Оно помнит не только травмы и падения. Оно помнит, как когда-то, в детстве, тебя кормили, и это было равно любви. Не всегда словами. Но теплом, присутствием, даже запахом кухни.

— Моя бабушка всегда пекла блины, когда я приходил грустный, — кивнул Тим. — Не спрашивала, что случилось. Просто ставила тарелку. А я ел и чувствовал, будто меня обнимают. Но сейчас… это не работает так.

Лука наклонился вперёд:

— Потому что теперь ты уже не голодный ребёнок. Ты взрослый. Но внутри тебя тот мальчишка всё ещё сидит. И если ему не хватает тепла — ты идёшь к холодильнику, а не к разговору. Просто потому что раньше это работало. Раньше суп был синонимом безопасности.

— Слушай, — Тим усмехнулся. — Так что, я ем суп, когда хочется чтобы кто-то просто обнял?

— Иногда да, — улыбнулся Лука. — Мы все временами путаем ложку с объятием.

На секунду повисло молчание. За окном хлопала ветром рекламная вывеска, кто-то громко рассмеялся у стойки. Тим уткнулся в кружку:

— Но это ведь не решает проблему. Только прикрывает. Как одеяло, когда в доме сквозняк.

— Именно. Но у нас теперь есть выбор, Тим. Мы можем не просто тянуться к булочке, а спросить себя: “Что я на самом деле хочу?” Может быть, ты хочешь поддержки. Или тишины. Или чтобы кто-то сказал: “Я рядом”. И ты можешь дать это себе — не через пирожок, а через заботу. Настоящую. Взрослую.

Тим кивнул, глядя в пар от чашки. Потом неожиданно рассмеялся:

— Получается, мне нужно держать плед под рукой и пару слов поддержки в голове?

— А ещё лучше — в сердце, — подмигнул Лука. — И научиться быть себе бабушкой. Но такой, которая не только печёт блины, но и говорит: “Тим, ты — важен. Даже если не съешь весь обед.”

Ваш Александр Смирнов

Опубликовано

Про Тима, Луку и замешательство

Тим сидел на скамейке у детской площадки, задумчиво разглядывая качели. Лука присел рядом, покачал головой и улыбнулся:

— Тим, у тебя лицо такое, будто ты пытаешься вспомнить, где оставил свою машину… в городе, где никогда не был.

— Почти так, Лука, — вздохнул Тим. — Я запутался. В одном понятии.

— О, загадки! Давай разгадывать. Что за понятие?

— Замешательство. Оно меня, честно говоря, приводит в замешательство.

— Великолепный парадокс! — Лука поправил очки. — С чего начнем?

— Я полез в словари…

Лука вскинул брови.

— Тим, твоя любовь к словарям достойна восхищения. И что ты там накопал?

Тим пересказал определения. Пока он говорил, на площадке раздался детский плач. Девочка лет пяти стояла перед песочницей и растерянно озиралась.

— О, живой пример! — Лука кивнул на девочку. — Смотри, у нее тоже замешательство.

— Хм… Она явно что-то потеряла.

— Ее ведерко, — кивнул Лука в сторону горки, где другой ребенок радостно на нем сидел. — Для нее порядок вещей нарушен: ведерко должно быть у нее, а оно… ну, скажем так, откочевало.

— И что теперь?

— Она ищет новый порядок. Заметь, как она оглядывается — ей нужен какой-то ориентир. Может, мама подойдет, может, воспитатель, может, ведерко само вернется… Но если ничего не изменится, ей придется решить эту ситуацию самой.

Девочка шмыгнула носом, вытерла слезы и, словно приняв решение, пошла к качелям.

— Вот, видишь? — Лука улыбнулся. — Она могла бы принять какое-нибудь постулативное решение: «Все дети воришки!» и уйти в обиду, но нашла другой выход.

Тим задумался.

— Получается, люди часто так и делают? Принимают первое попавшееся объяснение, чтобы просто перестать чувствовать замешательство?

— Именно. В детстве, например, кто-то бросает игрушку в песок и принимает: «Все взрослые злы и несправедливы». А потом всю жизнь носит это убеждение, даже когда становится взрослым сам.

Тим посмотрел на качающихся детей.

— А если вернуться к этим моментам и увидеть, что там было на самом деле?

— Тогда можно вернуть себе что-то потерянное. Доверие. Спокойствие. Открытость.

Тим улыбнулся.

— Это как когда забываешь в кафе зонт, потом вспоминаешь, возвращаешься — и он всё ещё там.

Лука засмеялся:

— Отличная метафора, Тим! Только вот представь, если человек вместо того, чтобы вернуться за зонтом, решает: «Больше никогда не буду носить зонты!» и всю жизнь ходит под дождем…

Они оба засмеялись. А в песочнице девочка радостно лепила башню из песка. Ее ведерко лежало рядом — другой ребенок сам принес его обратно.

Тим вздохнул:

— Ну что, Лука, кажется, я кое-что понял…

— Рад слышать. Только в следующий раз зонт не забывай.

Они переглянулись и рассмеялись.

Ваш Александр Смирнов

Опубликовано

Про Тима, Луку и прокрастинацию

Лука и Тим шли по узкой торговой улочке, утопающей в золотистом свете фонарей. Воздух был пропитан ароматами свежего хлеба, жареных каштанов и лёгкими нотками ванили из ближайшей кондитерской. Лука задумчиво жевал кусочек хрустящего печенья, а Тим поглядывал по сторонам, лениво наблюдая за прохожими.

— Ну что, Тим, как там твои великие свершения? — Лука хитро прищурился, оборачиваясь к спутнику.

— Да знаешь… — Тим поморщился. — Хочу сделать одну важную штуку, но никак не могу себя заставить. Смотришь на неё, вроде всё понятно, бери и делай, а внутри будто стоп-кран дёргают. Вроде и хочу, и надо, а не делается.

Лука хмыкнул, покрутил в руках остаток печенья, словно оценивая его форму, и сказал:

— Представь, что тебе подарили шикарный велосипед. Тот самый, о котором мечтал в детстве. Ветер в лицо, дорога, свобода! Ты уже видишь себя в дальнем походе, у костра с котелком, под песни старенькой гитары. — Он мечтательно улыбнулся. — Представил?

— Ну да, теперь уже не просто представил, а захотелось.

— Вот-вот! Но есть одно «но». Ты садишься, пробуешь ехать — и падаешь. Причём больно. Коленка в крови, локоть сбит, да ещё и на глазах у всех! — Лука картинно развёл руками. — Как теперь сесть на этот злосчастный велосипед снова?

Тим задумался, глядя на витрину с антикварными часами.

— Ну… Надо бы перебороть страх, наверное.

— Ага, а мозг такой: «Давай, давай, перебарывай», а тело в ответ: «Лучше я куплю пирожное и полежу на диване».

Тим усмехнулся.

— Ну да, знакомо.

— Вот и получается, что привычка избегать боли сильнее желания получить радость. Ты вроде хочешь кататься, но не учишься. Потому что память о падении засела так глубоко, что даже пытаться страшно. Прокрастинация? Нет, защита!

Они остановились у маленького магазинчика, в котором на полках теснились тетради с кожаными обложками. Лука снял одну и передал Тиму.

— Вот, держи. Теперь представь, что твоя жизнь — это книга. Страницы чистые, но у некоторых есть пятна. Кляксы от прошлого опыта, болезненные. Ты же не выбрасываешь книгу из-за пары испорченных страниц, верно?

Тим провёл пальцами по гладкой поверхности.

— Нет. Наверное, я просто боюсь снова написать что-то, что мне не понравится…

Лука кивнул.

— А теперь представь, что твой мозг — это телега. Ты едешь по дороге, и колёса со временем прокатывают колею. Чем чаще едешь одной и той же дорогой, тем глубже она становится. Если раньше ты падал с велосипеда и больно ударялся, то телега с тех пор едет только по этому маршруту: «Не лезь — больно будет». Но вот ведь загвоздка… — Лука сделал театральную паузу. — Ты можешь проложить новую колею! Правда, сперва придётся приложить усилия и ехать не по наезженной дороге, а по труднопроходимой траве, через ухабы. Это непросто, но если делать это раз за разом, в итоге появится новый, безопасный путь.

Тим задумчиво постучал по книге.

— Получается, каждый раз, когда я откладываю что-то важное, я просто снова заезжаю в старую колею?

— Именно! А чтобы её изменить, нужно осознать, где именно твою телегу затягивает на привычный маршрут, и потихоньку перенаправлять. Иногда помогает осознать, где ты впервые провалился, и понять, что ты больше не тот человек, что был тогда.

— Сложно…

— Зато работает. — Лука подмигнул. — Так что скажешь? Попробуешь сегодня свернуть с привычного пути?

Тим взглянул на витрину, где отражалось его задумчивое лицо, а потом на магазинчик с тетрадями.

— Думаю, да. Начну хотя бы с малого. Куплю вот эту. Может, напишу в ней, что именно мне мешает.

Лука хлопнул его по плечу.

— Вот это уже верное направление! Шаг за шагом, и твоя телега поедет туда, куда нужно.

Они пошли дальше по улочке, и вечерний город приветствовал их мягким светом фонарей, будто одобряя этот маленький, но важный шаг.

Ваш Александр Смирнов

Опубликовано

Про Тима, Луку и слона

Тим и Лука медленно прогуливались по зоопарку, наслаждаясь тёплым весенним днём. В воздухе пахло свежестью, а вокруг раздавались звуки птиц, детских голосов и редких рыков дремлющих хищников. Лука остановился у вольера с огромным индийским слоном, который лениво раскачивался из стороны в сторону.

— Какой мощный, — восхищённо протянул Тим. — Представь, сколько в нём силы! Если захочет, он может сломать этот забор одним движением.

Лука усмехнулся и показал на цепь, прикреплённую к ноге слона. На первый взгляд, она казалась массивной, но на самом деле была довольно тонкой для такого гиганта.

— Видишь? Он привязан этой цепью к небольшому колышку. Почему он просто не выдернет его и не уйдёт?

Тим прищурился.

— Может, он слишком ленив?

— Нет, дело не в этом, — Лука покачал головой. — Когда этот слон был маленьким, его привязали к такому же колышку. Тогда он действительно не мог вырваться, как ни старался. Он дёргался, тянул, пробовал снова и снова, но ничего не получалось. В какой-то момент он просто сдался. И вот теперь, когда он вырос, он даже не пытается. В его сознании закрепилось убеждение: «Я не могу».

Тим кивнул, задумавшись.

— Значит, он сильный, но сам этого не осознаёт…

— Именно. И знаешь, в каком-то смысле мы ничем не лучше этого слона. — Лука повернулся к нему. — Бывает, что мы реагируем на ситуации по старым, заученным шаблонам, даже не задумываясь, правильно это или нет. Как будто нас держат невидимые цепи.

Тим нахмурился.

— Да, это похоже на то, когда я срываюсь на кого-то, а потом думаю: «Ну почему я так сделал? Я же знаю, как нужно было реагировать». В тот момент я просто не успеваю поймать себя за руку…

Лука усмехнулся:

— Точно! Древний мозг включает «боевую тревогу», и мы реагируем так, как привыкли. Он даже не даёт голове времени подумать. «Думать» — это медленно, а ему нужно действовать быстро.

— И что же делать? — Тим скрестил руки на груди. — Как разорвать эту цепь?

Лука посмотрел на слона, потом снова на Тима.

— Нужно осознавать момент выбора. Если ты успеваешь поймать себя перед тем, как реакция включится автоматически, у тебя появляется шанс. Это как если бы этот слон однажды попробовал сделать шаг вперёд…

Тим задумался.

— А если не успеешь?

— Тогда остаётся тренировать навык «отложенного реагирования». Учиться останавливаться хотя бы на секунду, прежде чем реагировать. Делать вдох-выдох, включать наблюдателя. И чем чаще ты будешь это делать, тем больше у тебя будет шансов однажды осознать, что никакого колышка нет. — Лука ухмыльнулся. — Только старая привычка думать, что он есть.

Тим рассмеялся и ещё раз взглянул на слона.

— Надо же. Столько силы, а сидит в плену своих иллюзий.

— Не он один, Тим. Не он один…

Ваш Александр Смирнов

Опубликовано

Про Тима, Луку и стадии эмоциональной зрелости

Лодка медленно покачивалась на зеркальной глади озера. По воде скользили золотые блики заходящего солнца, растекаясь жидким светом. Лука неторопливо грёб веслом, а Тим, закинув руки за голову, лежал на корме и смотрел в небо, где лениво плыли облака, похожие на клочки вспененного молока.

— Ты ведь только что вернулся с ретрита? — спросил Тим, не отрывая взгляда от облаков. — Верно, — кивнул Лука, — Прекрасное место, полное тишины и осознания. Как будто мозг наконец-то выключил фоновый шум и заработал иначе… — Ну-ка, расскажи. Что-то новое для себя открыл?

Лука на мгновение задумался, прежде чем ответить.

— Да, многое… Например, классификацию эмоциональной зрелости от Маршалла Розенберга. Очень интересная штука. Слыхал о таком? — Кажется, читал его «Язык жизни». Что за классификация?

Лука задумчиво провёл ладонью по поверхности воды, как будто проверяя её плотность.

— Представь себе путешествие по реке. В начале пути человек подобен младенцу — он ещё не осознаёт течения, не замечает берегов, просто плывёт, не понимая, куда и зачем. Это нулевая стадия — неосознанность.

Тим кивнул, заинтересованно перевернувшись на бок.

— Потом он замечает чужие лодки, другие течения. Но сам собой ещё не управляет, плывёт, как скажут другие. Это первая стадия — эмоциональное рабство, или, как говорит Розенберг, иноопределённость. — То есть живёт по чужим правилам? — уточнил Тим. — Да, больше того, он считает, что так и должно быть. Скажешь такому человеку: «Мы плывём к большому камню», — и он даже не подумает спросить, почему. Он просто примет это как данность. — А дальше?

Лука улыбнулся и снова погрузил весло в воду.

— А дальше он вдруг понимает, что не хочет туда, куда его ведут. Он вырывает вёсла, кричит: «Нет, теперь я сам!» — и разворачивает лодку наперекор течению. Это стадия несносности, или эгоцентризма. Он ещё не совсем управляет лодкой, но уже отчаянно сопротивляется внешним влияниям. — Бунтарство, значит? — Именно. Против всего и сразу. Такой человек будет упираться, даже если его ведут к берегу, на котором он сам хочет оказаться. — Ха, знакомо… — усмехнулся Тим, вспоминая подростковые годы.

Лука продолжил:

— Но потом… Потом он осознаёт, что река всё равно несёт его. Что лучше не бороться с течением, а научиться им управлять. Понимает, что его маршрут — это не только он сам, но и другие люди, их лодки, их движения. Он учится учитывать и свои эмоции, и чужие. Это последняя стадия — эмоциональная свобода. Всеопределённость. — Всеопределённость… Звучит сильно. И что это даёт? — Это даёт возможность плыть осознанно. Учитывать и свою реку, и чужую, не теряя своей цели.

Тим откинулся обратно и некоторое время молчал. Вдалеке над водой пронёсся серебристый мотылёк, дрожащий на лёгком ветерке.

— Знаешь, что мне это напоминает? — наконец произнёс он. — В самолётах говорят: «Сначала наденьте кислородную маску на себя, а потом на ребёнка». — Да, отличная метафора. Человек на третьей стадии эмоционального развития — как тот, кто знает: если он не позаботится о себе, он не сможет помочь другим. Это не эгоизм в плохом смысле, а зрелый эгоизм, мудрый. — Хм… Спасу себя, а потом спасу соседа. А он, может, однажды спасёт меня. — Именно! — улыбнулся Лука. — Одиночная лодка уязвима. Но флотилия — сила.

Тим закрыл глаза, вдыхая свежий запах воды и молодой листвы на берегу.

— Знаешь… Хорошо плыть с тем, кто понимает течение. — Да, — тихо ответил Лука. — Главное — не забывать, что грести всё равно придётся самому.

Ваш Александр Смирнов

Опубликовано

Про Тима, Луку и магию наблюдения

— Лука, ты не поверишь… Меня вчера так накрыло, что я, кажется, перестал существовать, — Тим рухнул на стул в кафе и уставился в чашку с чаем.

— Интересно… Как же ты тогда здесь сидишь и даже жалуешься?

— Ну, я имел в виду в переносном смысле! — Тим махнул рукой. — Это был такой эмоциональный шторм, что я вообще потерял себя.

— О, шторм — хорошее сравнение, — Лука задумчиво поднес слойку ко рту. — Ты был в шторме, а сейчас вроде как выбрался… Но рассказываешь об этом, как будто волны тебя еще треплют.

— Так и есть! Меня вчера жутко разозлили. Я даже не понял, как это случилось! Все было нормально, а потом — бац! — и меня просто разнесло.

Лука спокойно разломил слойку и протянул половину Тиму.

— Ешь. На голодный желудок разбираться в шторме — гиблое дело.

Тим с благодарностью взял слойку и надкусил.

— Давай попробуем кое-что, — Лука откинулся на спинку кресла. — Представь, что ты капитан корабля. Как выглядел твой шторм?

— Ну, это… Волны высокие, ветер завывает, а я стою на палубе, и все вокруг рушится.

— А где ты сам?

— В смысле? Я же сказал, на палубе!

— Нет, ты сейчас рассказываешь, а значит, как минимум одной ногой ты уже снаружи шторма.

Тим замер с куском слойки во рту.

— Хм…

— Вот, видишь? — Лука улыбнулся. — Стоит тебе начать описывать, и ты уже не внутри эмоций, а снаружи, наблюдаешь за ними. Так мы и разбираемся, что произошло.

Тим нахмурился.

— Ну, допустим. Но почему это помогает?

Лука поставил локти на стол и подался вперед:

— Когда ты внутри шторма, ты просто держишься за штурвал и пытаешься не утонуть. Но когда ты можешь смотреть на шторм со стороны, ты уже видишь — откуда пошли волны, какой был ветер, и главное — куда тебя уносит.

Тим покачал головой.

— Слушай, ты всегда так говоришь, будто это просто!

Лука рассмеялся:

— Нет, это не просто. Но зато работает. Вот смотри, ты уже сейчас не в шторме, а за столом, жуешь слойку и рассуждаешь. Значит, процесс пошел.

Тим задумался.

— Выходит, если я буду описывать, что со мной происходит, то…

— …Ты сможешь увидеть причины и выбрать другое решение. И тогда в следующий раз этот шторм, возможно, вообще не случится.

Тим глубоко вздохнул.

— Ты знаешь, Лука, а ведь ты классный навигатор.

— Спасибо. А теперь доедай слойку. Без топлива далеко не уйдешь.

Тим рассмеялся и откусил еще кусочек.

— Значит, в следующий раз, если меня накроет, я просто начну описывать шторм?

— Именно. И если вдруг поймешь, что самому выбраться сложно — всегда можно позвать лоцмана.

Тим кивнул.

— Ладно, договорились. Но только без ржавых гвоздей!

Они оба рассмеялись, и в этот момент шторм окончательно остался позади.

Ваш Александр Смирнов

Опубликовано

Про Тима, Луку и жадность

Тим ворвался в супермаркет с тем же выражением лица, что и рыцарь, отправляющийся на бой с драконом. В руке он сжимал список покупок, составленный с математической точностью, и уже прикидывал, как быстро сможет закончить поход по магазину. Лука шел рядом, неторопливо, с видом человека, который способен найти мудрость даже в расстановке овощей.

— Вот скажи, Лука, ты когда-нибудь замечал, как люди хватают товары на распродажах? — спросил Тим, наблюдая, как кто-то судорожно запихивает в корзину последний пакет гречки. — Такое чувство, будто если они не схватят именно этот товар, им придется выживать на подножном корме.

Лука усмехнулся: — Конечно. Мы все иногда боимся, что нам чего-то не хватит. Только вот странное дело: чем больше мы цепляемся, тем сильнее живём в ощущении нехватки.

Тим задумчиво оглядел полки. В отделе со сладостями кто-то набрал столько шоколадных батончиков, что они едва держались в корзине. В хлебном отделе пожилая женщина бережно выбирала самый свежий багет, словно совершала важный ритуал.

— Значит, ты хочешь сказать, что люди жадничают не потому, что им нужно больше, а потому что они боятся, что потом не будет?

— Именно. Жадность — это не про обладание, а про страх. Про ощущение, что если отпустишь, то останешься ни с чем.

Тим хмыкнул: — А что, если это правда? Вдруг действительно потом не будет?

Лука взял с полки пачку печенья и задумчиво покрутил её в руках. — Знаешь, мне это напоминает одну сцену из старого фильма. Там герой шёл по пустыне с флягой воды. Он так боялся, что воды не хватит, что пил по капле, страдая от жажды. А потом в конце пути он увидел оазис с рекой. Представь, как он себя чувствовал, когда понял, что мог бы пить, не мучая себя страхом?

Тим задумался. — Выходит, жадность — это как пить воду по капле, даже когда её достаточно?

— Именно. Мы держимся за вещи, за деньги, даже за знания, потому что боимся, что завтра будет хуже. Но пока мы держимся, мы не живём, а сжимаем себя в страхе.

Тим медленно кивнул. В этот момент перед ними возникла витрина с выпечкой. Лука, не задумываясь, взял две последние слойки с вишней — любимое лакомство Тима. Тот мгновенно напрягся:

— Эй, ты же знаешь, что я их люблю!

Лука молча протянул одну слойку Тимy. — Ну так возьми.

Тим замешкался, затем взял слойку, и они пошли к кассе.

— Видишь? — Лука улыбнулся. — У меня осталось столько же, сколько и у тебя. Я ничего не потерял, но зато сделал тебе приятно. Вот тебе и принцип щедрости: когда делишься, не теряешь, а создаёшь.

Тим посмотрел на слойку в руке и усмехнулся. — Знаешь, Лука, ты единственный человек, который может превратить поход в супермаркет в философский семинар.

Лука рассмеялся. — А ты единственный, кто из него ещё и что-то выносит.

Ваш Александр Смирнов

Опубликовано

Про Тима, Луку и напряжение

Тим с удовольствием опустился в мягкое кресло в зоне ожидания спа-салона, вытянув ноги и с силой выдохнув. Лука сел рядом, скрестив руки на груди и с интересом наблюдая за молодым человеком.

— Как же хочется расслабиться, — пробормотал Тим, прикрыв глаза. — Я уже чувствую, как напряжение уходит…

— Уходит? — Лука усмехнулся. — Ты только посмотри на себя. Челюсть сжата, плечи подняты, руки скрючены, как у орла, который вот-вот бросится на добычу. Ты так напряжён, что даже твой отдых выглядит как тяжёлая работа.

Тим открыл один глаз и нахмурился.

— Я просто… не умею расслабляться, наверное. Как будто внутри меня постоянно что-то вибрирует, как телефон в беззвучном режиме. Стоит остановиться, как сразу же хочется что-то делать, думать, решать…

— Это и есть напряжение, мой друг, — Лука кивнул. — Представь, что ты лук, у которого тетива натянута до предела, но стрелу никто не выпускает. Вот так ты и живёшь — в постоянной готовности, но без разрядки.

— И что же мне делать? — вздохнул Тим, потирая шею. — Я же не могу просто взять и выключиться.

Лука загадочно улыбнулся.

— Всё начинается с осознания. Ты замечал, как напряжение проявляется в твоём теле?

Тим задумался.

— Ну… Да. В шее, в плечах. Иногда в челюсти. И руки всегда напряжены.

— Вот именно. Твоё тело говорит тебе: «Эй, приятель, может, отпустишь меня?» Но ты этого не слышишь, потому что привык к этому состоянию. Напряжение стало твоей нормой, хотя на самом деле оно только мешает.

— Но почему оно не уходит само? Я же не нарочно себя зажимаю, — удивился Тим.

— Потому что ты боишься потерять контроль, — ответил Лука. — Ты где-то внутри уверен, что если расслабишься, всё вокруг развалится. Работа остановится, планы пойдут не так, мир рухнет…

— Не то чтобы рухнет, но да… Как-то тревожно без этого ощущения готовности ко всему, — признался Тим.

Лука наклонился ближе.

— Позволь спросить: если ты сейчас расслабишься… вот прямо сейчас… что случится?

Тим немного помедлил, потом медленно выдохнул.

— Ничего, — наконец сказал он. — Абсолютно ничего не случится.

— Верно, — кивнул Лука. — Ты не командуешь космическим кораблём в бою, не управляешь экстренной операцией, не спасаешь мир. Ты просто сидишь в спа-салоне и ждёшь массажа. Так почему твой мозг ведёт себя так, будто ты на передовой?

Тим задумался.

— Так это… привычка?

— Именно. Но знаешь, что самое интересное? — Лука хитро прищурился. — Напряжение — это как слишком натянутый барабан. Вроде бы он звучит звонко, но стоит переборщить — и кожа лопнет. Настоящая продуктивность рождается не из напряжения, а из баланса. Чем больше покоя внутри, тем эффективнее ты действуешь.

— Логично, — медленно кивнул Тим. — Значит, если я научусь отпускать напряжение, я не стану ленивым овощем, а наоборот, смогу работать даже лучше?

— Совершенно верно. Потому что ты будешь управлять своей энергией, а не она тобой. Давай попробуем прямо сейчас.

Лука сжал кулаки, напряг всё тело, задержал дыхание на пару секунд, а затем резко выдохнул, разжимая пальцы.

— Давай, Тим, повторяй за мной.

Тим послушно напрягся, потом отпустил. Немного удивлённо повертел плечами.

— Ух ты… Будто что-то соскочило.

— Вот именно. Твоё тело хранит напряжение, и его нужно буквально стряхивать. — Лука улыбнулся. — А теперь ещё одно упражнение. Закрой глаза, дыши глубже… и скажи себе: «Я разрешаю себе замедлиться».

Тим скептически хмыкнул, но всё же послушался.

— Я разрешаю себе замедлиться, — пробормотал он.

— И что ты чувствуешь? — Лука наклонился вперёд.

— Как будто… я перестал бороться. Чуть легче стало.

Лука довольно кивнул.

— Видишь? Напряжение — это не сила. Это лишний груз. Отпуская его, ты не теряешь контроль, а наоборот, обретаешь свободу. Ведь что такое покой? Это не пустота, это пространство для новых решений и свежих идей.

Тим улыбнулся.

— Значит, если я хочу быть продуктивным, мне надо учиться не только работать, но и отдыхать.

— Именно, — Лука хлопнул его по плечу. — И начинать нужно прямо сейчас. Идём, нас уже зовут на массаж.

Тим встал, потянулся и с удивлением отметил, что его тело действительно стало легче. Он сделал глубокий вдох и направился вслед за Лукой, впервые за долгое время ощущая, что может просто быть… а не только делать.

Ваш Александр Смирнов